Праздник введения во храм всесвятой Богородицы, который отмечался вчера — один из самых загадочных. Церковь начинает его отмечать только к VII-VIII векам, а двунадесятым, то есть одним из главных, он становится только к XIV-XV векам. В Евангелии о событиях этого праздника не упоминается: его сюжет основан прежде всего на апокрифе, не вошедшем в новозаветный канон: на "Протоевангелии Иакова". В 3 года маленькая Мария, во исполнение данного обета Богу ее родителями, приводится в иерусалимский храм, где её принимает священник Захария, и она входит внутрь храма и даже во Святое святых. С тех пор она жила при храме и постоянно духовно приготовляла себя к особому служению Богу, которое выразилось в принятии и рождении Сына Божьего.
В изображениях это событие встречается примерно тогда же, когда Церковью начинает отмечаться и сам праздник — примерно с IX века. К этому времени знание и понимание, что в действительности представлял собой ветхозаветный храм Божий, разрушенный многие столетия назад, естественно, утерялось. Поэтому все изображения этого события, разумеется, не имеют особого намека на историчность, да и на него не претендуют. Внешний вид храма и окружающего его Иерусалима представляется соответствующим той архитектуре, которая привычна для культуры автора изображения. Поэтому иерусалимский храм может предстать и как готический собор, и как ренессансное палаццо, и как православный храм. Внешний вид не важен, главное — суть, а она везде одна: Мария поднимается по ступеням ко входу в храм, к ней простирает руки Захария, а родители провожают взглядом. Самое главное, что акцентируют все: Мария идет сама и самостоятельно — это прежде всего её личный выбор. Одни её на земном уровне вскормили, воспитали, проводили, а другие её принимают, чтобы помочь войти в сердцевину духовного смысла мира, но навстречу Богу она идет самостоятельно и свободно. По сути, это — "вхождение", а не "введение".
Во многих западных изображениях сильно акцентируется реакция народа на это вхождение. Люди смотрят, изумляются, переговариваются, даже показывают пальцем. Действительно, исторический контекст говорит о том, что просто войти в иерусалимский храм, не говоря уже о вхождении во Святое святых, было абсолютно невозможно никому, кроме как представителям священнического рода, да и то, по особому согласованию — это, между прочим, служит одним из главных аргументов против буквальной историчности факта введения Марии в храм. Тем не менее, на картинах и фресках это оказывается возможным: и тут народ, конечно, реагирует: с одной стороны, одна из них проявила такое дерзновение и удостоилась такой чести, а с другой — маленький ребенок стал тем самым как бы превыше всех. Мария — плод жизни Народа Израиля, и она уже чем-то принципиально отличается от всех. Кроме этого, на западных изображениях особенно акцентируется количество и высота ступеней, которая самостоятельно преодолевает маленькая Мария: как описано в Протоевангелии Иакова, было целых 15 высоких ступеней. Это действительно почти что "восхождение на гору", к Небу, вперед и вверх, путем очень больших усилий.
В православных иконах и фресках всегда больше символики, связанной с самим храмом. Часто впереди Марии изображается открытые или закрытые врата храма: в песнопениях праздника она сама часто называются "Дверью Господней", то есть через неё сам Бог входит в этот мир. Входит Мария на иконах часто уже сразу как бы во Святое святых, которое изображается уже как алтарь христианского храма с престолом. Девочка входит в алтарь царскими вратами: нынешнее православное духовенство и благочестивый народ такое могут увидеть только в самом страшном сне. И вряд ли кто-то решится позволить такому произойти, даже будучи очень духовно прозорливым. А для иудеев аналогичный вход во Святое святых храма был еще более, в сотни раз более немыслим и невозможен.
Однако здесь, как и во всем празднике, важно не фактическое событие, а духовный смысл: если Мария могла вместить, принять в Себя Самого Бога, то она может войти в присутствие Божие, лицом к лицу, будучи во всём чистой и непорочной. Да, это невозможно человеку ни по каким естественным законам, но всё возможно Богу, как и оказалось возможно Боговоплощение. Для этого Марии нужно было только полностью отдать себя Богу, то есть стать всецелой жертвой Богу. Именно поэтому она входит в храм, бывший центром жертвоприношений, который претворяется в новозаветный храм, где больше не нужны кровавые жертвы, а становится возможной идеальная Жертва, которую уже предваряет Дева Мария. Это Жертва, которая, наконец, достигает полноты смысла всякой жертвы: восстановление единства и общения Бога и Человека. В реальность этой Жертвы, дающей изначальную Жизнь, могут уже войти все. Поэтому так легко в иконах введения Богородицы во храм появляется символика новозаветной Евхаристии (на это указывает и часто встречающийся мотив ангела, который приносит Марии в храм хлеб с Неба — хлеб духовный). Как Евхаристия в реальности Нового Завета доступна всем христианам, так и возможность принести себя в жертву Богу, подобно Марии, открыта всем. И как Мария, войдя во Святое святых храма ветхозаветного, сама стала храмом новозаветным и вместила в себя Святое святых Нового Завета — Христа, так и каждый христианин в Новом Завете — это храм, который вмещает в себя Святое святых, что так ярко символизирует и показывает Таинство Евхаристии. Вопрос, конечно, только в том, насколько в самой жизни это оказывается реальным (а не только потенциальным или номинальным).
Автор текста – наш большой друг Андрей.
Источник: С О Л Ь
